Дикая охота. Посланник магов - Страница 97

«Собирайте совет. Вуаль разрушается».

Святые и ангелы! «Это весь текст сообщения?»

«Да, хранитель. При попутном ветре “Утренняя звезда” достигнет Пенкруика через два дня. Мы торопимся изо всех сил».

«Я понял. Благодарю, Поющая Кораблю. Наш орден в долгу перед тобой».

«Ты будешь передавать ответ хранителю врат?»

«Скажи ему, что я выполню его просьбу. Совет будет собран немедленно в день его приезда. Я лишь молю Богиню, чтобы он не опоздал».

«Хорошо. Прощаюсь с тобой, хранитель, до встречи на берегу».

И леди исчезла. Альдеран оперся на раковину и позволил себе уронить голову. Что ж, все рано или поздно заканчивается. И не человеку выбирать этот срок. Он лишь хотел, чтобы все произошло не так быстро, чтобы у них был шанс подготовиться лучше. Но придется воспользоваться тем, что уже на руках. Кровь стекала по его шее, капала в воду, кружилась и утекала в отверстие стока.

* * *

Третья книга оказалась неполной.

Ансель уронил ее на колени и закрыл глаза. Если верить дате на странице, записи в дневнике обрывались накануне битвы у реки Ран. Мальтус, как известно, выжил, хоть и был ранен, так почему же он прекратил писать? Два первых тома были полны его наблюдений и размышлений. Что же заставило Мальтуса отложить перо? Или книгу просто потеряли при наступлении, помощник не успел упаковать, а потом о ней забыли? Возможно, Мальтус начал писать в другой тетради и стоит поискать этот том в архиве, заново просеяв апокрифы?

Ансель пробормотал ругательство, которое использовал только на поле боя, и тут же прошептал молитву о прощении за несдержанность, хоть и был уверен, что Богиня поймет его раздражение. Жестокая судьба позволила зайти так далеко – лишь ради того, чтобы удача покинула его в шаге от достижения цели. Разочарование, словно уксус, разъедало его язык.

Настоятель пролистнул пару страниц назад и снова перечитал последние записи. Мальтус подробно описывал марш-бросок от Мерсалида, времени ему не хватало, но даже короткие торопливые фразы были мощными, как заклятие. Ансель буквально чувствовал отчаянье, почти видел людей и лошадей, которые падают замертво от истощения и которых оставляют лежать там, где они упали, потому что легиону нельзя останавливаться. Солдаты шагали, и кровь со сбитых ног плескалась в их сапогах, шагали почти всю ночь, а прежде чем первые лучи нового дня позолотили горизонт, от места ночлега их уже отделяла добрая лига. А ведь их целью было сражение в конце похода!

И они сражались. Каким-то образом, не снижая темпа, легион смог вступить в битву, несмотря на одеревеневшие конечности и тяжесть оружия, тянущую усталые руки вниз. Они смогли расчистить один путь в долину, затем второй, а после этого снять осаду. Защитники города собрали последние силы, заменили уцелевших воинов на их постах на стенах и смогли ударить Гвалчу в спину у самой реки, рассеяв его войска.

«Как сладок вкус нашей победы! Как вода из горного источника, освежающая, живительная, она вымывает из нас усталость, снимает тяжесть с наших сердец, а груз на них очень велик. Завтра мы будем горевать о погибших, завтра вознесем молитвы за их души, но сегодня мы будем праздновать добрый, хоть и кровавый, ратный труд наших воинов. Кто знает, сколько жизней мы спасли? Если сосчитать их все, можно подумать, что победа далась нам не такой уж дорогой ценой. Боюсь, без Шкуродера нас ждал бы совсем иной финал».

А затем следующая запись:

«Гвалч оттянул свои силы на север долины и перегруппировался. Он знает, что мы пока что не можем наступать, чтобы закрепить успех. Людям и животным нужно отдохнуть, нужно поесть, как, впрочем, и его армии. Я отправил разведчиков наблюдать за ним. Они доложили, что Гвалч разослал всадников на запад, восток и север. Командир разведчиков из гарнизона Каэр Дукейна предположил, что именно там Гвалч держит свои резервы, десять тысяч воинов или чуть больше. Это даст ему преимущество в численности, небольшое, но важное. И мы не знаем, скольких еще колдуний он может призвать на службу. Если мы решимся нанести удар, то разить нужно быстро и четко, раньше, чем он сумеет воспользоваться своими силами».

Накануне битвы у реки Ран, после которой преимущество окончательно перешло к ордену, запись была короткой. Два абзаца, не больше:

«Сегодня я снова говорил со Шкуродером. Он простой человек, в том смысле, что помыслы его просты. Он видит задачи предельно четко: это правильно, потому что поступить иначе будет неправильно. О, какая чистота намерений! Я должен думать о завтрашнем дне. Нужда велика, конец близок, в этом у меня сомнений нет. И это означает неизбежность того, отчего душу мою рвут зимние волки.

Шкуродер принял от меня задание с таким хладнокровием, что я чувствую себя ущербным, осознавая силу его веры. Я посрамлен. Я молю великую Богиню о том, чтобы однажды его тень смогла простить меня за то, что я попросил его сотворить во имя Ее».

Вот и все. Мальтус больше ничего не написал. Отчаяние сквозило в каждом слове, вся книга была буквально пропитана им. Анселю казалось, что он слышит голос покойного настоятеля, чувствует его мучения, и ему хотелось кричать, кричать во весь голос, чтобы Мальтус закончил запись и рассказал правду о том, что случилось в тот день. Даже если больше ничьи глаза не прочтут правды, кто-то видел ее, опознал и осознал. Зачем же прятать содеянное, как внебрачное дитя?

Ансель снова закрыл книгу и погладил обложку руками. Фундаментом Дома Матери были раствор и камни, фундаментом ордена оказались недомолвки и тайны. Давно пришло время вынести их на свет. Сювейонцы должны были носить свои шрамы гордо, как награды, сколь бы жутко те ни выглядели. Не победы в битвах закаляют характер, характер выковывают именно поражения. В поражениях рыцарь становится мужчиной или же теряет себя, перемалываясь в жерновах сожалений.