– Величайшую ценность, и я не могу допустить, чтобы эти архивы открывались по желанию!
– Вы? – Ансель оперся на стол, наклоняясь вперед. – Вы не можете позволить, Воргис? Я настоятель. – Он грохнул железным наконечником посоха по каменным плитам пола, и тот зазвенел, словно колокол Сакристии. – Если я пожелаю открыть архивы, я их открою. Если я захочу прочитать каждую книгу и каждый свиток, каждый обрывок листа из Индекса, я их прочитаю. Я ясно выразился?
Он не собирался кричать, но все же добился желаемого эффекта. Ансель впервые видел хранителя архивов растерявшим все слова. Глаза Воргиса застыли на золотом дубе, на гипнотическом раскачивании подвески.
– Воргис, я ясно выразился?
Голос Анселя вывел хранителя из транса. Архивариус заморгал, провел бледной ладонью по лысине.
– Предельно ясно, настоятель. – Призрак того, что могло оказаться улыбкой, скривил его губы. – Доброго вам вечера.
Скованно поклонившись, архивариус вышел. И Ансель снова потянулся к шнурку колокольчика. Будь проклята пыль в этой комнате! Грудь сжало, словно в тисках, в горле щекотал намек на приближающийся приступ кашля. Без стакана воды кашлять было нельзя, приступ мог никогда не закончиться. Ансель привык туго натягивать поводья своего нрава и не позволять себе срываться на крик. Будь проклят Воргис и все секреты, которые орден хранил даже от своих членов.
– Алкист? Алкист! – Тощий библиотекарь возник возле его локтя. – Ох, вот ты где, мой мальчик. Принеси мне стакан воды. Здесь слишком много пыли…
Щекотка в горле усилилась. Ансель полез в карман за платком, когда понял, что кашель вот-вот вырвется наружу из легких. Боль сотрясала его с каждым сокращением мышц, он знал, что вдохи звучат как стоны, а в легких клокочет, когда он пытается перевести дыхание.
Алкист в ужасе уставился на него.
Ансель взмахнул рукой, отсылая парня прочь, и рухнул на стул, ожидая, пока исчезнут цветные круги, плывущие перед глазами с каждым покашливанием.
К тому времени как Алкист вернулся с графином и чашкой, самое плохое было уже позади, а окровавленный платок спрятан с глаз долой. Ансель с благодарностью принял чашку воды и маленькими глотками пил из нее, успокаивая дыхание.
Юный библиотекарь маячил у стола.
– Вам нездоровится, милорд?
– Нет, парень, – сказал Ансель, выдавливая подобие улыбки. – Я просто слишком стар и слишком устал, а здесь у вас чересчур пыльно.
Мальчишка провел пальцем по деревянной обложке дел о колдовстве и вытер палец о рясу.
– Мне кажется, это неправильно, – пробормотал он. – Почему мы так плохо о них заботимся?
– Потому что эти книги никому не нужны, Алкист. Они здесь потому, что нам стыдно показать их публике и страшно уничтожить.
Лицо Алкиста застыло.
– Уничтожить их? – переспросил он. – Это же книги! Книги нельзя уничтожать!
Ансель хрипло хохотнул.
– Радуйся, что ты не родился во времена расцвета инквизиции. Церковь тогда сжигала книги тысячами.
– Но это неправильно!
– Ох, сынок, у тебя душа истинного библиотекаря. Для тебя любое знание ценно, даже еретическое. Я решил повысить тебя до хранителя архивов, если доживу до оглашения решения.
– Но мастер Воргис – хранитель архивов…
– Я думаю, он хранитель секретов. – Ансель фыркнул.
– Милорд?
– Это просто старческое ворчание, парень. Не обращай на меня внимания. – Отставив чашку, Ансель снова взял дневник Мальтуса. С обложки ему подмигнула алая капля, и он быстро промокнул ее пальцем. На этих страницах и без того достаточно крови, не стоило оставлять еще и явных следов. Ансель растер каплю между большим и указательным пальцами, глядя, как она превращается в полоску, а затем и вовсе исчезает. После Самарака под его ногтями осталось столько крови и грязи, что отчищать их пришлось неделю. И прошло куда больше недели, прежде чем он смог почувствовать, что его руки чисты.
– Ты знаком с нашей историей, сынок? Можешь назвать настоятеля, который управлял орденом в конце войн Основания?
– Настоятель Мальтус, – тут же ответил Алкист. – Он привел нашу армию к победе на Рианнен Кат.
– Определенно привел, ты молодец. – Отлично повторяешь то, чему тебя учили в новициате. – Алкист, уже ночь, и ты наверняка устал. Но я хотел бы попросить тебя о последней услуге, если ты не против. Видишь эту книгу? Есть ли другие такие же, написанные той же рукой?
– Я не уверен, милорд. Кажется, могут быть, на следующей полке.
– Принеси их мне, будь добр. И можешь отправляться в постель.
– Я вернусь, как только смогу, милорд.
– О, спешить некуда. Можешь выспаться. Мне тут многое предстоит прочитать.
В шуме и реве бури с севера ворвалась осень. Ветра полосовали Пенглас, трясли стекла в оконных рамах, выли в дымоходах Капитула. Гэр не летал всего три дня, но уже успел почувствовать себя замурованным заживо. Айша от этого ветра стала злобной, как медведь в клетке.
Он посмотрел на свои руки, сжимавшие чашку с чаем. Тонкий фарфор с островов, почти прозрачный, цвета морской пены, и куда более хрупкий, чем привычные глиняные кружки в столовой. Жаль было вторую чашку из этого набора, разлетевшуюся по полу осколками, – Айша швырнула ее в камин.
Айша раскинулась на диване, беспечно закинув ноги в сапогах на подлокотник, и, ковыряя белую обивку пяткой, покусывала заусеницу на руке. Погода уже не первый раз запирала их в доме. Но прежде они пользовались этим как возможностью побеседовать и поспорить, а теперь северные ветра действовали Айше на нервы. И это плохо отражалось на посуде.