Дикая охота. Посланник магов - Страница 87

К оглавлению

87

23
Вера

Даниляр, завернувшись в теплую мантию, стоял у окна своей комнаты и пил чай. Утро было его любимым временем суток. Особенно зимнее утро, когда небо становилось прозрачным и синим, как лучший хрусталь с Западных островов, а мир, затаив дыхание, ждал, когда проснутся первые птицы. Именно такая тишина царила вокруг, когда Богиня произнесла Слово, вдохнувшее жизнь в Ее творение. Новый день всегда начинался с дыхания новой жизни.

Напротив, за квадратом внутреннего двора светилось окно настоятеля. Старик уже не спал. Или, возможно, еще не ложился. В последнее время Ансель установил себе странный распорядок: спал после обеда, а поздно ночью мог блуждать по коридорам. Хенгфорс считал, что старики часто спят меньше, чем молодые, потому что работают меньше, но его мнение не могло остановить сплетен о странностях настоятеля.

Допив чай, Даниляр натянул теплые калиги и спустился к часовне Рыцарей. Хоарфрост сметал остатки листьев и сухих веток. Холодные камни двора обещали скорый приход морозов. Преклонив колена перед алтарем, Даниляр положил левую ладонь на знак дуба и выдохнул благодарную молитву за то, что сплетни не были правдой.

В ризнице он накрыл поднос чистой салфеткой, поставил на него маленькую серебряную чашу, шкатулку и тарелку для причастия – уменьшенную копию большого золотого ковчега, сиявшего на главном алтаре. Затем Даниляр налил в чашу немного освященного вина, накрыл поднос еще одной салфеткой и вышел через боковую дверь в коридор, ведущий к покоям настоятеля.

Держа поднос на одной руке, другой Даниляр открыл дверь в покои Анселя. Навстречу ему вышел Хенгфорс с сумкой через плечо.

Лекарь был похож на цаплю. Он кивнул.

– Настоятель принимает причастие в одиночестве? – Блеклые глаза оценили нос Даниляра, мазнули взглядом по подносу.

– В часовне холодно. Ему сейчас тяжело долго оставаться на коленях. Как он?

– Суставы все больше и больше досаждают ему, – сказал Хенгфорс, качая головой на длинной худой шее. – Я никогда раньше не видел его таким слабым. Конечно, я делаю все, что в моих силах, но жизнь Анселя сейчас лишь в руках Богини.

– И руки эти нежны и надежны. Если настало время призвать сына обратно, голос Ее будет тих.

– Тебе лучше знать, Даниляр, ты же Ее голос на земле, – захихикал Хенгфорс. – Доброго тебе дня.

– Доброго дня, Хенгфорс.

Даниляр открыл дверь, толкнув ее бедром, и захлопнул за собой пинком. И увидел, что на захламленном столе просто некуда поставить поднос. Даниляр нахмурился. Настоятель всегда был аккуратным администратором, он никогда не оставил бы стол в таком состоянии. Обрывки бумаг, раскрытые книги, недоеденный обед, забытый на стопке томов…

– Я слишком стар, чтобы тратить время на уборку, – сказал Ансель.

Он сидел на стуле у камина, опираясь спиной на подушки и зябко кутая ноги одеялом. Одинокая свеча на каминной полке освещала открытую книгу на его коленях, но все остальное терялось в густых сумерках. Узловатые пальцы вцепились в страницы, как лапы паука.

– Ты принес причастие?

– Да, милорд настоятель.

– Так давай его сюда, быстрее! – Голос дрожал, но стальной характер был все так же тверд.

Даниляр подавил желание улыбнуться. Осторожно поставив поднос на колени Анселя, он снял салфетку и положил ее на худую грудь.

Яркие глаза настоятеля светились на осунувшемся и оплывшем лице.

– Не возись со мной, как с калекой, мальчик! Я пока еще не пускаю слюни.

– Ты брызжешь слюной. Ты замолчишь для принятия таинства или мне придется заткнуть тебе рот?

– Ты не осмелишься!

– Неужели? – Даниляр как ни в чем не бывало снял крышку с серебряной шкатулки и вынул облатку, над которой начертал знак дуба. – У тебя характер, как у бешеного медведя, но мы все тебя любим, и ради твоей бессмертной души, если понадобится, я могу тебя даже связать. Это щедрость Богини, данная нам, детям Ее, дабы не испытывали мы голода. Открывай рот.

Он положил облатку на язык Анселя. Настоятель скорчил гримасу, почувствовав вкус соли и трав, но проглотил. Даниляр поднял чашу и снова сотворил над ней знак дуба, а потом поднес ее к губам настоятеля.

– Это щедрость Богини, данная нам, детям Ее, дабы не испытывали мы жажды.

Пил Ансель с энтузиазмом. Ему всегда нравилось красное тиланское. Закрыв глаза, настоятель слегка подался вперед, чтобы Даниляр смог начертать знак дуба у него на лбу.

– Это щедрость Богини, данная нам, детям Ее, дабы мы не колебались. Пребывай в мире и будь уверен в Ее любви к тебе. Аминь.

– Аминь.

Даниляр снова накрыл поднос салфеткой и поставил его на стол. А сам сел в кресло напротив Анселя, вытянув ноги к камину, чтобы просушить калиги.

– Есть ли новости? – спросил он.

– Нет. Если бы они были, мы бы уже знали о них. Ты все еще считаешь, что мы поступили правильно?

– Уверен в этом.

– А я никак не могу отделаться от ощущения, что напрасно рассчитывал на удачу, – вздохнул Ансель. – Сейчас уже слишком поздно. Слишком поздно для всего, кроме веры.

– И надежды.

– И надежды. Но надежда – это лишь тонкая нить, на которой подвешено все. Очень тонкая нить. – Настоятель покачал головой. – В мире столько вещей, которые я всегда мечтал увидеть, Даниляр, а теперь я знаю, что мое желание никогда не исполнится.

– Например?

– О, просто прихоти, обычные мелочи, способные согреть сердце мужчины на жизненном пути. – Его изможденное лицо приняло отрешенное выражение. Эти поблекшие глаза видели ландшафты, о которых Даниляр мог лишь догадываться. – Праздник Середины Лета на Северных островах, когда солнце не садится, а висит в полночном небе, как фонарь. Вид с высочайшего пика Изогнутых гор. Тронный зал во дворце халифа в Абу Нидаре – ты знал, что стены там в сотню футов высотой и полностью покрыты золотыми листьями? Говорят, что халиф пьет из чаши, выточенной из цельного алмаза, а каждую ночь проводит с новой женой.

87