– Неужели? – Голос Анселя дрожал от гнева. – Я настоятель этого ордена.
– Уже нет.
В зале воцарилась тишина.
Ансель сжал посох так, что у него побелели костяшки.
– Что, простите?
– Вы смещены с должности большинством голосов. По причине того, что не справляетесь со своими обязанностями. Теперь я настоятель! – В поросячьих глазках Горана светился триумф. – Голосование уже записано и внесено в регистр.
Ансель с трудом сдерживался, ярость клокотала у него в горле.
– Не справляюсь, да? Позволь уточнить, кто тут неподходящая кандидатура для исполнения священного долга, Горан! Кто держит собственный штат допросчиков, мастеров пыток, которые объявлены вне закона еще со времен инквизиции?
Горан моргнул. Курия дружно ахнула.
– Ты думал, что я не знаю о том, что творят твои подопечные с молодыми пленниками ради твоего удовольствия?
Бредон коснулся его руки.
– Это правда?
– Правда, но я не могу этого доказать, – прошипел Ансель. – Ни один из несчастных не присутствует здесь, чтобы свидетельствовать против него.
– Они мертвы?
– Все, кроме одного.
Горан сжал кулаки и побледнел, но не сдался:
– Ложь! Я не собираюсь терпеть оскорбления, Ансель! Ты должен сложить свои полномочия. Маршалы, я требую удалить этого человека из зала.
– А предоставить свидетеля ты сможешь? – прошептал Бредон среди шума и шепота курии.
– Я выслал его из Дремена ради его же безопасности.
– Мне этого достаточно. – Лорд пробст повысил голос: – Стража, стоять!
– Что вы делаете? Арестуйте его! – Горан тыкал пальцем в сторону Анселя. – Тебе конец, понял? Ты слишком долго удерживал это место только благодаря своим подвигам на войне… Тебя давно нужно было сместить!
– Что ж, у меня хотя бы есть военное прошлое, которым можно гордиться. А где был ты, Горан, когда зажглись костры? Где был ты, когда легионы вышли против армии Самарака, вдвое превосходящей их по численности, когда небо так темнело от стрел, что полночь наступала в полдень? Прятался в отцовском поместье, как курица в курятнике?
Приступ кашля прервал его слова, но Ансель не мог остановиться. Он не испытывал такой ярости со времен войны в пустыне, когда его жизнь зависела от стали, камней и сильного коня под седлом. Он вытер губы тыльной стороной ладони.
– А я был там. – Его дернули за рукав, но Ансель стряхнул руку. – Среди крови, грязи, вони и блох. Я был там, потому что поклялся защищать свою веру телом и душой, поклялся отдать за нее жизнь, если потребуется. Ты, получив свои шпоры, поклялся в том же. И во что же ты превратился?
– Орден изменился со времен войны в пустыне! – выпалил Горан. – Ансель, наша численность возросла, а вера угасла. Мечей и розария больше не достаточно для веры. Нам нужна новая вера, сильная рука и новый голос, чтобы вдохновить верующих.
– И ты считаешь, что этот голос твой? Ты думаешь, что тебе хватит духу усидеть в этом кресле?
Ансель указал на кресло настоятеля и заметил, что на руке и рукаве у него застыли капли крови. Новый приступ сотряс его легкие, и лишь благодаря плечу Сельсена он не упал.
– Именно так я и считаю. Посмотри на себя, – фыркнул Горан. – Ты умираешь, старик. Отправляйся на пастбище, тебе там самое место.
Ансель с усилием выпрямился. Медный вкус крови заполнил его рот, и он не таясь сплюнул ее на мраморный пол.
– Я и сейчас на своем месте, – сказал он, подчеркивая каждое слово. – Во имя дуба и Богини, до самого последнего вздоха. За что же ратуешь ты, Горан, почему ты решил, что лучше меня сможешь управлять орденом?
– Все кончено, Ансель! Мы выбрали нового настоятеля, смирись!
– Э… нам не хватает одного голоса, элдер Горан, – пискнул вдруг секретарь.
– Что?
– Не хватает. – Брат хронист прижал бумаги к груди, словно защищаясь ими от пронзительных взглядов. – Вы не собрали кворум.
– Под предложением пятьдесят четыре имени!
– Да, но присутствуют восемьдесят два элдера. – Клерк поерзал и съежился в своей черной сутане. Закивали стоящие рядом с ним Терсел и Мортен.
– Пересчитай снова, – приказал Горан.
– Подсчет верен. Элдер Терсел это подтвердил. Согласно четвертой поправке кодекса курии, в случае непредвиденных обстоятельств лорд пробст становится полноправным элдером ордена Сювейона, со всеми правами и обязанностями.
Брат хронист зашептал, но в наступившей тишине его голос звучал громче крика.
– Двадцать восемь к пятидесяти четырем означает, что вы не собрали кворум.
Секундная пауза в зале совета сменилась громовым ревом.
Альдеран принял Песнь и потянулся сознанием к ткани щита. Гэр оказался прав: что-то было не так. Ткань перед ним исказилась, образуя слабое место. Якорь одного из мастеров не выдерживал. Милостивая Богиня! Альдеран быстро проверил соединенные сетью сознания, подсчитал узоры мастеров, одного за другим. Справа виднелись цвета Мэйсена, и это слегка успокаивало, но даже присутствие старого друга в плетении не помогало: щит продолжал слабеть.
«Недостаточно, – сказал Мэйсен. – Что происходит?»
«Хотел бы я знать. Все тут, но я чувствую, что образуется брешь».
«Где леанец?»
«Я отправил его вниз. Он может чувствовать, что происходит, Мэйсен, несмотря на свой внутренний щит. Я никогда не видел такого таланта».
«За единственным исключением».
«За единственным исключением».
Демоны яростно вопили и с удвоенной силой старались пробиться сквозь щит. Пурпурные полосы распространялись по ткани все дальше, и с каждым разрядом щит ощутимо слабел. Чешуйчатые твари напирали, лезли друг на друга, словно пытаясь продавить плетение собственным весом. Или словно они знали что-то, неведомое защитникам.