Дикая охота. Посланник магов - Страница 130

130

– Я думал, что в заседаниях все еще перерыв, – сказал он, глядя, как за окном мечется испуганный голубь.

– Согласно расписанию, совет не должен был собираться раньше дня святого Сарена. – Молодой клерк нахмурился, листая страницы ежедневника. – У меня ничего не записано, милорд. Кто-то, наверное, объявил внеочередную сессию.

И это мог быть любой элдер, заручившийся поддержкой двух подчиненных и сумевший убедить судебного писаря в важности и серьезности дела.

Ансель и сам так поступал, много лет назад, когда курия сомневалась, стоит ли посылать легионы в Гимраэль. Он бросил заметки на стол.

– Беги в главный зал, посмотри, кто звонит в колокол. Письма пока подождут.

– Хорошо, милорд.

Клерк собрал письменные принадлежности и закрыл за собой дверь. Ансель невидящим взглядом уставился на горы административных бумаг на столе. Что ж, первые стрелы выпущены. И очень вовремя: весенние каникулы почти закончились, множество элдеров еще не вернулись из своих приходов. Куда легче собрать кворум, когда оппоненты разъехались, а соратники уже собрались.

Ансель зарычал от злости и грохнул кулаком по столу. Письма и перья посыпались на ковер. Будь они прокляты! Чтоб им пропасть в темноте Безымянного!

Дверь отворилась, пропуская рослого русоволосого юношу в серой одежде неофита. Его голубые глаза оценили разгром на столе и бумаги на ковре, а затем пальцы затанцевали, складываясь в буквы.

«Насколько я понял, вы слышали звон».

– Слышал, – прорычал Ансель, вскочил со стула и тут же вздрогнул от боли. Пришлось опереться на стол для поддержки и осторожно попробовать, как отнесутся к весу тела его больные колени.

«Горан?»

– Я отправил Эвана выяснить это. – Еще шаг, и снова боль. Ансель отпустил угол стола, но тут же схватился за него – ноги отказывались его держать. – Я ждал этого, Сельсен. И вижу, что они задумали. Как шакалы, они ждут, пока добыча ослабеет, а потом атакуют ее стаей.

«И сожрут».

– Ха! Пусть попробуют.

То, что мальчишка сказал руками в ответ, заставило Анселя улыбнуться наперекор боли.

– Мы тут в Доме Эадор, знаешь ли. Только мне позволительно ругаться такими словами.

«Произнесу перед сном пять раз “Славься, Матерь” и “Богиня моя”».

– Все двадцать восемь фраз?

«Конечно». Сельсен спрятал руки в рукава и уставился на настоятеля с искренней благочестивой миной. «И к тому же на грейцком, чтобы выказать полнейшее раскаяние».

На полный текст оригинала «Богиня моя» – элегантный, строгий грейцкий, который сейчас знали немногие ученые, – у парня ушло бы около полутора часов.

– Нечего кривляться. Будь любезен, достань мою мантию из шкафа. Я собираюсь прогуляться.

«Вы уверены? Вам наверняка не позволят пройти».

– А я наверняка не позволю им меня игнорировать.

Сельсен склонил русую голову, пряча усмешку, и направился к шкафу.

«Мама всегда говорила, что у вас своеобразное чувство юмора».

– А у тебя острый язык, как я погляжу. Смотри, как бы тебе самому о него не порезаться. Там, на тумбочке у моей постели не осталось макового сиропа?

Дверь открылась и закрылась, зашуршала ткань. Новичок вынырнул из спальни с ворохом белого шелка и бархатной мантией в руках и повесил одеяния на спинку кресла.

«В бутылке осталось всего несколько капель. К счастью, я знаю, где Хенгфорс держит ключи от диспенсария». Он достал из потайного кармана бутылочку с лекарством и протянул ее Анселю.

Настоятель поддел пробку ногтем.

– Мальчик мой, ты величайший помощник в тяжелые времена. – Он запрокинул голову и сделал щедрый глоток тягучего сиропа.

«Осторожней с ним. Если переборщить, вы заснете прямо на совете».

– Я знаю, что делаю.

«Оно и видно».

Ансель закупорил бутылку и бросил ее обратно.

– Тебе дозволено некоторое непослушание, но не советую им злоупотреблять.

Сельсен слегка поклонился, но по глазам его было видно – смирения в нем не прибавилось.

«Да, милорд».

Даже воровской язык жестов, и тот был нахальным. Но сердиться на него не получалось: гневные взгляды соскальзывали с мальчишки, как дождь по черепичным желобкам. И мать его была такой же.

Ансель стянул с себя домашний шерстяной халат, выпутал руки из рукавов и потянулся к мантии, которую принес Сельсен. Шелковая рубашка с высоким воротом показалась ему холодной как лед. Ансель не сдержался и вздрогнул, презирая себя за слабость.

Боишься, старик? Ты пережил Самарак, переживешь и это. Когда стрелы полетят в небо, ты поднимешь над головой щит и УДЕРЖИШЬ его, чтоб тебя!

Он одернул полы рубашки и попытался ее застегнуть. Крошечные жемчужины пуговиц оказались с характером: всякий раз, как только Анселю удавалось поймать одну из них и подвести ее к петле, жемчужина выскальзывала из пальцев. Проклятые штуки! Чума на портного, который их пришил! Ансель принялся ловить следующую пуговицу.

Но его опередили широкие ладони Сельсена.

«Позвольте мне помочь».

Будь проклят возраст и пришедшая с ним беспомощность, он не мог самостоятельно застегнуться, приходилось просить о помощи. Даже недоразвитый ребенок и тот в состоянии разобраться с кружевами и пуговицами – черт! Ансель сжал зубы, глядя, как неофит управляется с жемчугами на его рубашке и манжетах. Настоятель протянул руки, чтобы Сельсен надел на него тяжелую расшитую мантию, повел плечами.

«Я словно на битву вас собираю, – вздохнул парнишка. – Сначала поддоспешник, потом панцирь… – Он разгладил ладонями парчу, расшитую золотыми нитями. – А затем и плащ». Сельсен поднял тяжелую бархатную накидку, встряхнул ее и прислушался к шороху атласной подкладки.

130